«Я ПОЩУСЬ И МОЛЮСЬ, НО ВСЕ РАВНО НА ГРАНИ РАЗВОДА» (Часть2).

Исповедь

Что еще в христианстве мы часто используем не по назначению? Формальную сторону таинства покаяния – исповедь. В идеале она могла бы дать супругам все то же, что и разумный пост: память о собственных немощах, делающую человека снисходительным и добродушным. Но часто она становится инструментом самооправдания. Порой в очереди на исповедь бывает неловко стоять: так много женщин не стесняется достаточно громко «исповедоваться», какие негодяи муж-дети-свекровь, как они ее «доводят до греха».

Да и по себе помню это лукавое стремление молодой жены не столько исповедаться, сколько «нажаловаться» священнику на вторую половину или, может быть, даже заставить его «повлиять» на супруга в нужном направлении. И тут важна опытность и тактичность исповедующего священника. Так легко пойти на поводу у эмоций, начать жалеть и поддакивать тому, кто на самом деле может оказаться не столько жертвой, сколько первым источником семейных конфликтов. Важна и наша собственная трезвость и взрослость в оценке своих целей и мотивов: зачем пришли, для чего? Рассказывать батюшке, как вокруг все плохо, а я – несчастная жертва обстоятельств? Ну ладно, батюшка поверит – а Бог? Тот, Кто незримо стоит и у Кого священник – только свидетель, как сказано в одной из молитв, – каково Ему видеть, что исповедь из места покаяния и примирения превращается в поле семейных разборок и самоутверждения?

Есть еще совершенно отдельный разговор о том, с какими перегибами молодожены понимают и применяют на практике идеи патриархальной семьи, но здесь двух абзацев не хватит, а пора бы заканчивать витийство. Потому напишу о другом камне преткновения в семейной жизни – слишком «духовном» взгляде на эту самую жизнь.

«Духовность»

Как это? А очень просто. Вот представьте: приходит муж с работы – жены нет. Она на службу сходила, потом добрые дела осталась делать: храм прибрала, подсвечники начистила, бабу Нюру, которая с палочкой, до дому проводила, купила ей плюшек к чаю… Добралась домой – стала к Причастию каноны читать. Муж покамест сходил в магазин за пельменями, сварил на двоих – планировал вместе поужинать. А у жены пост, ей причащаться завтра – и «когда ж ты уже запомнишь…» В общем, слово за слово – ссора.

И жена после размышляет не о том, что зря она, пожалуй, стабильно ставит супруга на 110-е место в своей жизни – где-то сильно после бабы Нюры, тети Маши и всех разнообразных приходских дел. Нет, она думает о том, что это лукавый на нее орудует и подсылает искушения за добрые дела и молитвы.

Но разве это не правильная мысль, разве мы в патериках не читаем, как ополчаются бесы против молитвы подвижника? В том-то и дело, что желание выдать каждую семейную размолвку за «искушение» ведет к банальной прелести. Ведь если на меня «ополчились бесы», значит, я уже чего-то да достиг в духовной жизни! Ай, каков молодец. Это раз. Два – у меня нет вопросов к себе, ведь искушение – оно и в Африке искушение, оно от лукавого, а меня упрекнуть не в чем совершенно. Ну и три – я буду продолжать в том же духе, чтобы не дать «бесу» сбить меня с толку. Пойду в храм и завтра, и послезавтра, буду там жить и благодетельствовать ближним – а с детьми и хозяйством как-нибудь муж и сам справится (или жена – если «приступ благочестия» с головой накрыл мужа). И ничего, что супруг мой не планировал принудительное внутрисемейное монашество, – я его постепенно «приучу» и «вымолю».

Все это со стороны выглядит очень героически, возвышенно и благочестиво. Иногда – это именно так. Но чаще внутри – слишком много гордыни и элементарного пренебрежения к самым близким людям. А еще – панический страх допустить даже мысль о собственной неправоте хоть в чем-то.

Но в таком печальном состоянии виновата не вера.

Здесь скорее гордыня использует традиции благочестия в своих целях, чем благочестие порождает гордыню. Не будь под рукой веры, такой человек просто самоутверждался бы иначе.

Это принципиальный момент! Ни в коем случае не хочу создать у читателя иллюзию, что частое хождение на службу или помощь в храме сами по себе могут повредить семейной жизни. Важно то, для чего именно мы ходим в храм. Просить ли у Бога разума, сил и любви для того, чтобы спасаться, неся радость и счастье в свою семью? Или – только чтобы поставить себе галочку: я стал лучше, еще лучше – не то что некоторые? Второй путь и ведет «не туда».

(3)

Слова к размышлению на каждый день—2 июля

Думаю, слова «нажим» и «Христос» несовместимы. Если чувствуешь, что на тебя давят, когда делаешь что-нибудь, этого делать не стоит. Христос – это свобода! Если ты постишься под чьим-нибудь давлением, тогда не стоит поститься. Если ходишь в церковь под давлением, Христос опечаливается. Или если с трудом встаешь, чтобы помолиться, то Бог от тебя не хочет этого насильно. Старец Порфирий говорил: «Богу не нужна барщина», – то есть чтобы Ему что-нибудь давали насильно, Он хочет свободы, радости. Если я ношу эту рясу, а внутренне не хочу ее носить, тогда не стоит этого делать. Если вы пришли сюда насильно, то тоже не стоило этого делать. Христос хочет малого, но от всего сердца!

Архимандрит Андрей (Конанос)

(5)