Есть такая «кодовая фраза», услышав которую, каждый раз непроизвольно вздрагиваешь и думаешь: «Ну вот, опять!». А потом… Потом собираешься с силами и — опять же! — терпеливо объясняешь то, что объяснял уже многократно. Причем делаешь это, зная по опыту, что можешь так и остаться неуслышанным.

Фраза эта следующая: «Вы знаете, батюшка, мне “сделали”!». Иногда, конечно, заключенная в ней информация облекается и в другую форму: «Мне кажется, что наша соседка колдует», или: «Кто-то нам в дверной косяк булавки втыкает», или: «Меня совершенно определенно кто-то сглазил, я это просто чувствую!». Но суть от формы не зависит, она в следующем: «У меня все плохо, потому что кто-то злоумышляет против меня и использует в борьбе со мной свои либо чужие оккультные знания и способности».

Я не буду отрицать реальности действия в нашем падшем мире демонических сил: для этого надо быть попросту неверующим человеком. Я также, безусловно, признаю и реальность того, что есть люди, которые благодаря своим душевным качествам, намерениям, устремлениям становятся своеобразными проводниками этих сил. Но вот чего я признать не могу и в ложности чего всеми силами стремлюсь уверить рассказывающих подобные истории людей, так это в некой фатальной, мистической обреченности «жертв» и в возможности помочь им так же — лишь неким исключительно мистическим и притом внешним образом.

От кого приходится слышать истории о порче и сглазе по преимуществу? Порой и от постоянных прихожан, которых хорошо и давно знаешь. Но гораздо чаще — от людей, пришедших в храм чуть ли не впервые или же заходящих туда раз в год по неоднократному обещанию. Это люди, как правило, в общем верующие, но в большей степени верующие в то, что «что-то есть». И это «что-то» носит для них настолько неопределенный характер, что если в смертоносную силу зла они поверить способны, то в благость и милость Божию, как и в то, что помимо воли Господней ничего и ни с кем произойти не может, верить им гораздо трудней.

Они говорят о своей беде, своих переживаниях и ждут помощи от священника. Им кажется, что он может сделать что-то, что избавит их от воздействия чужого, «недоброго глаза». Помолиться, что-то такое отслужить, возможно — возложить руки на голову, дать испить какой-то «особенной» освященной воды или произнести не менее особенные слова. Однако священник может и должен сделать прежде всего одну лишь вещь: спросить, как и чем живут пришедшие к нему люди, какое место занимает в их жизни Бог. И не только спросить, но и по-настоящему вникнуть в это.

И вникаешь… И выясняется… Всякое выясняется. Например, что мужчина уже неоднократно был женат, что от первого брака остался у него сын, от второго — дочь, алиментов он не платит, потому что жены «сами виноваты — нечего теперь», нынешней супруге он изменяет, но «ничего страшного в этом нет, поскольку она об этом не знает, и вообще он любит ее и о ней заботится». Или что женщина сделала несколько абортов, потому что «время было такое, надо было личную жизнь устраивать, карьеру делать», а теперь у нее сын, с которым она не то чтобы потеряла сердечный контакт, но и первоначально его не имела. Или… Много еще можно этих «или» назвать — жизнь ими переполнена просто. И при этом при всем человек, с которым ты беседуешь, на исповеди не был никогда и смысла в ней не видит никакого. Ведь, во-первых, «он живет, как все, ничуть не хуже, а, может, и получше некоторых даже», а во-вторых, «зачем вообще это посредничество, неужели нельзя самостоятельно, напрямую, общаться с Богом?» Он бы и вовсе к священнику не обращался, просто подумал: вдруг тот знает что-то о том, как быть, если тебе «сделали»?

Священник знает — как ему не знать! Он даже знает, кто именно сделал и что, и потому права на молчание у него не остается.

— Так это же вы все и сделали! — восклицает он.

— Я?! — удивляется человек,— как это, я?

 — Да ведь вся жизнь ваша — это постоянное, ни на минуту не прекращающееся восстание против Бога, вы, как апостол говорит, словно нарочно решились искушать Его (см.: Деян. 5:9). Зачем кому-то что-то вам «делать», когда вы сами, своими собственными руками столько лет разрушали свое благополучие?..

 Я не спорю: бывает и так, что ко всему прочему человек действительно столкнулся с чем-то по-настоящему темным и мрачным — еще более темным и мрачным, нежели его небогоугодная жизнь. Но откуда это темное и мрачное получило силу вредить ему и власть над ним? Оттуда — из жизни его, из поступков, из забвения о самом главном: о Боге и о законе Его. И никакие «внешние воздействия» не помогут ему, пока не решится он помочь себе сам, пока не подойдет к необходимости переосмыслить пройденный до этого мгновения путь, пока не решится на подлинное покаяние, основанное на этом переосмыслении и чувстве виновности перед Богом. Пока не решится стать другим — таким, каким хочет видеть его Господь.

 Говоришь об этом столько раз, что возникает чувство дежавю. Но говоришь и говоришь. И, слава Богу, иногда удается достучаться до сердца пришедшего к тебе. Но часто не удается — что ни делай, как ни бейся. И уходит человек, разочарованный в тебе и в Церкви. Уходит, конечно, не просто так, а к кому-то другому, кто, как он полагает, сможет ему, в отличие от тебя, помочь. К тому, кто ему действительно, как он это называет, «сделает».

Так трудно человеку поверить, что зависит все только от него, что он сам, будучи сотворенным, является вместе с тем творцом своей собственной судьбы! Так хочется, не теряя дарованной ему свободы, переложить нерасторжимо связанную с ней ответственность за свою жизнь на кого-то другого!

…И смотришь на это, и скорбишь, и понимаешь, что ничего больше поделать не можешь — это не просто случайность, это не ошибка какая-то, это выбор. Выбор, на который свободный человек имеет право и за который обязательно придется отвечать. .

Игумен Нектарий (Морозов)

(18)

К знакомому батюшке как-то подошла прихожанка с вопросом: «Батюшка, можно я не буду делать добрые дела?» На лице священника отразилось недоумение. «Дело в том, – пояснила прихожанка, – что как только я начинаю делать добрые дела, у меня сразу начинаются искушения, а как не делаю, так всё в порядке. Так может, мне их совсем не делать?» «Ну что ж, надо подумать», – ответил батюшка. И после того, как они вместе подумали, прихожанка стала делать еще больше добрых дел.

Мы часто надеемся, что, совершая доброе дело, непременно получим взамен тоже добро. Встречая подлость, обман, немилосердие, мы приходим к досадному разочарованию: «Как же так? Я от души старался ради других, а мне взамен такое!» Расчет на благодарность непременно обернется разочарованием.

И, увы, именно так и должно быть. Таково правило жизни, а не исключение. Если же мы ожидаем чего-то другого, то значит, мы невнимательно читали Евангелие: «Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают. И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (Лк. 6: 32–36).

Вообще, говоря о подлинной любви к людям, всегда важно помнить, что эта любовь бескорыстная. А это значит, что, помогая ближним, мы не должны чего-либо ждать взамен.

Господь Иисус Христос говорит об этом так: «Когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных» (Лк. 14: 12–14). Конечно, слова Христа вовсе не означают, что нам возбраняется угощать обедом родных и близких, но Господь призывает нас к большему – являть в отношении к другим людям такую любовь, которая не руководствуется земными расчетами.

В бескорыстном милосердии к ближним таится удивительная свобода. В бескорыстном милосердии к ближним таится удивительная свобода, когда ты не терзаешься внутренне: «Да когда ж меня отблагодарят?», а радуешься, помогая другим, и в этой самоотдаче обретаешь простор сердца, какой-то внутренний источник чистых и светлых чувств. В этой связи милосердие становится вполне понятно и естественно в жизни христианина: он не может не делать добро, что бы ни происходило.

Вспомним пример святой Елисаветы Феодоровны, которая во время Первой мировой войны брала на себя в больнице самую трудную работу, ассистировала при операциях, делала перевязки, всячески утешала раненых и стремилась облегчить страдания больных. Они говорили, что от великой княгини исходила целебная сила, которая помогала им переносить боль и соглашаться на тяжелые операции. Каково же было земное воздаяние за всё это? Глубокой ночью 18 июля 1918 года великую княгиню Елисавету Феодоровну вместе с другими членами императорского дома бросили в шахту старого рудника. Когда озверевшие палачи сталкивали великую княгиню в черную яму, то она произносила молитву, дарованную распятым на кресте Спасителем: «Господи, прости им, не знают, что делают!»

Она стала усиленно молиться. И произошло чудо – родители бросили пить. Но начал пить ее сын. А вот история нашего времени. Одна женщина после смерти супруга с трудом воспитывала ребенка. Ей удалось устроиться на предприятие богатого человека, где она числилась вроде бы в месте привилегированном – в отделе кадров. Но реально работать там не пришлось: хозяин попросил ее сидеть со своими двумя маленькими детьми-погодками. Здесь раскрылись ее воспитательские таланты. Только вот хозяева постепенно начали деградировать. Постоянные вечеринки и фуршеты, свойственные многим богатым людям, пристрастили их к алкоголю, причем не только отца детей, но и мать. Они всё чаще оставляли детей на попечение драгоценной няни, летом вообще покидали их и улетали в заморские края. Няня, видя, что пагубное пристрастие к алкоголю безжалостно вторгается в жизнь родителей воспитываемых ею деток, стала усиленно молиться. Жалея особенно малышей, она молилась горячо, с надеждой и крепкой верой. Произошло чудо – родители бросили пить, бросили окончательно. Не менее удивительно оказалось и то, что после этого начал пить ее собственный сын. Вместе с тем платили за работу скудновато. Настал момент, когда она решила уйти, но мать детей, узнав об этом, упросила ее остаться. «Без вас мы погибнем», – сказала она и стала теперь каждый месяц доплачивать няне. Через какое-то время узнал о доплате и сам хозяин. Выйдя из себя, он тут же уволил ее с работы, причем пенсия у нее оказалась самая мизерная.

Так молитва о страждущих, увенчавшаяся успехом и повлекшая искушения в личной жизни, была отблагодарена жестокостью. Для христианина в этом нет ничего удивительного. К чужой злобе по отношению к нам, к чужим зложелательствам, подобным шипению ядовитых змей, надо относиться не просто спокойно, а даже с некоторым пониманием. Как еще поступать человеку, лишенному света Евангелия? Только как ходящему во тьме. А кто во тьме ходит, тот «не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» (1 Ин. 2: 11).

Подлинный христианин помогает нуждающимся и бедствующим просто и естественно, не замечая творимых им добрых дел: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 3). Он помогает так, как если бы это было для него самого необходимо.

«Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20: 35), – говорит Спаситель. Увы, мы часто хотим если и давать, то так, чтобы потом за это принимать, и принимать с излишком. К сожалению, помощь может быть и эгоистически расчетливой, и лукавой – для самооправдания.

Кто имеет подлинную любовь, тот делает добро, не задумываясь о воздаянии, являя в себе образ Господа, Который всё дает людям даром. Не имеющие любви подсчитывают, кто кому больше должен. Это уже не дар, а расчет и оплачиваемая услуга. Такой человек, сделав другим что-то даром, пытается как бы купить их свободу, чтобы они отрабатывали за его помощь, ожидает в ответ чего-либо, как процентов за вложенные деньги в банк.

Христианин – это тот, кто совершает добро только лишь потому, что и не может не делать добра. Это его обычная естественная жизнь. «Тогда-то и бывает истинная и искренняя любовь, когда кто любит нас, несмотря на то, что мы совершенно бесполезны для любящих», – говорил святитель Иоанн Златоуст.

А Господь Иисус Христос по этому поводу учил так: «Кто из вас, имея раба пашущего или пасущего, по возвращении его с поля, скажет ему: пойди скорее, садись за стол? Напротив, не скажет ли ему: приготовь мне поужинать и, подпоясавшись, служи мне, пока буду есть и пить, и потом ешь и пей сам? Станет ли он благодарить раба сего за то, что он исполнил приказание? Не думаю. Так и вы, когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лк. 17: 7–10).

Как важно понять, что нам никто ничего не должен. Зато сами мы должники перед Богом. Как важно понять, что нам никто ничего не должен. Зато сами мы должники перед Богом. Христианин делает добро ради самого добра, не ожидая похвалы или награды, а поскольку источник подлинного добра – Сам Бог, то земная неблагодарность не значит ровным счетом ничего, кроме того что помогает еще раз вспомнить про ценности вечные. Делая ради Христа, мы и можем получить лишь от Христа, и то, если душа наша будет того достойна.

И еще один важный момент. Делая ради любви, христианин получает награду в самой любви, потому что иметь любовь – это уже великое счастье, что подтвердит всякий, кто хоть однажды в жизни испытал настоящую любовь.

Диакон Валерий Духанин

(27)