Заставшие Советский Союз наверняка помнят моду, актуальную еще в конце 1980-х: выставленные на видном месте в квартире (как правило – в зале, на «горке») многотомные собрания сочинений. Александр Дюма в 18 томах или Агата Кристи в 20, расставленные красивым веером, среди хрустальных безделушек, были предметом гордости их хозяев, роскошью, советским шиком. В самой читающей стране мира книги часто становились дефицитом, ну а ненавязчивая демонстрация того, чего нет у других, всегда «для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья».

Мне приходилось встречать затухающие явления этой моды еще в 1990-е и даже в «нулевые». Что всегда удивляло: чаще всего эти книги… не читались хозяевами. Берешь в руки томик и понимаешь, что ты его «первооткрыватель», эти страницы до тебя никто никогда не переворачивал (что легко определяется по чуть склеенным листам). Видно, недосуг за 10… 20… 30 лет. Времени не было. Дела.

Новая эпоха принесла с собой новую моду, и позиционировать себя как книголюба стало уже неактуально. В квартирах обновилась мебель, сделались ремонты – и некогда дефицитные, а теперь покрытые пылью собрания сочинений тихо перекочевали в гаражи, кладовки, подвалы. А то и на мусорку. Читатели незаметно переквалифицировались в телезрителей и пользователей интернета, и приключения сыщиков или мушкетеров мало кого стали интересовать. Книга ведь требует минимального уважения к себе в виде тишины, времени, внимания. То, что не нужно ни при щелканье пультом, ни при интернет-сёрфинге. И многие неосознанно выбирают более легкое.

Этот пример учит нас простой вещи: внешняя демонстрация чего-либо без внутренней сути, форма без содержания – абсолютно бесполезная трата времени и сил. Не ценящий книгу человек, для которого собрания сочинений лишь элемент декора (некоторые даже подбирали обложки «под цвет» стенки), книги едва ли полюбит. И со временем переместит их куда-нибудь с глаз долой. Это же правило часто проецируется и на духовную жизнь.

Однажды в храме я обратил внимание на бабушку, которая во время службы крестилась со скоростью примерно 10 раз в минуту. Всю Литургию, от начала до конца. Был воскресный день, народу хватало, и храмовая толпа как-то незаметно вынесла меня, поставив плечом к плечу с этой внешне усердной молитвенницей.

Выходит священник с Чашей и возглашает: «Великого господина и отца нашего Святейшего Патриарха Кирилла…» И тут слышу рядом яростный шепот: «Пимена! Пимена! Пимен был последним православным патриархом!» При этом скорость крещения (если можно так выразиться) еще возросла – до 15 раз в минуту. Понаблюдав впоследствии за этой «ревнительницей», стал свидетелем: замечаний священнику (не так читает Евангелие), хору (не так и не то поет), ну и нам, грешным прихожанам, окружающим эту всезнающую подвижницу, перепадало немало. Внешнее благочестие на деле оказалось достойной сожаления пустышкой.

И еще один пример из жизни, многим наверняка знакомый. На Крещение Господне речки, озера и родники нашей страны притягивают к себе огромное количество людей. В рабочий (чаще всего) день молодые, здоровые, широкоплечие мужчины массово находят и время, и возможность, чтобы окунуться в крещенскую воду. Часто даже ночью образуются длинные очереди. Потом сфотографироваться на память и ненавязчиво выложить фото в соцсети. Или в разговоре мимоходом упомянуть: «А я-то вчера окунулся – эх, хорошо!», чтобы поразить молодецкой удалью более теплолюбивых и робких.

Конечно, догматической или канонической основы купание в проруби не имеет. Это традиция, следовать (или не следовать) которой каждый решает сам. Но всё же и это некая форма, способ, попытка угождения Богу. Человек выделяет день Крещения из череды будней, отмечает его (хотя бы приездом на водоем) и совершает над собой духовное и физическое усилие, окунаясь в ледяную иордань. Некая жертва своим временем и комфортом.

Неужели прийти в храм раз в неделю – задача более трудная, чем нырнуть в прорубь?!

Простой вопрос: куда потом деваются эти мужественные «моржи»? Почему по воскресным дням в течение года 90% и более наших прихожан – это бабушки, тетушки и дети (приводимые перед самым Причастием)? Неужели прийти в ближайший храм на полтора часа раз в неделю, в выходной день – задача более трудная, чем нырнуть в прорубь при –20°C?

В романе французского писателя Мишеля Уэльбека «Покорность» описывается вполне вероятная – уже в ближайшем европейском будущем – ситуация: ислам становится главной политической силой во Франции. В стране с исторически сильными католическими традициями, для многих со временем превратившимися в ритуальную формальность. Главный герой сам толком не может разобраться, во что он верит, и в попытках неких богословских диспутов с мусульманами ожидаемо терпит поражение.

Так имитация внешнего благочестия, следование традиционному укладу по инерции, без осмысления, со временем неизбежно разваливается как карточный домик, причем даже без каких-либо серьезных испытаний. Простое следование мнению большинства или более высокая зарплата (в романе – на примере университетского преподавателя) заставляют человека пожать плечами: «А что тут такого?» – и сменить веру.

Книги, которые не читаются, рано или поздно выбрасываются.

Внешнюю имитацию благочестия не ждет ли та же участь?

Сергей Рязанцев