Уверовав во Христа и придя в Церковь, мы осознаем необходимость очищения души от страстей. Но здесь мы сталкиваемся с серьезной трудностью. Дело в том, что любая страсть, будучи болезненным состоянием души, паразитирует на потребностях, вложенных в человека Богом. К примеру, потребность в пище для продолжения жизни легко превращается в страсть чревоугодия, а влечение к противоположному полу, без которого было бы невозможным продолжение человеческого рода, нередко обращается блудной страстью. Также устремленность к небесной славе, присущая человеческой душе, в случае ложной направленности ведет человека к развитию в себе тщеславия и гордости. По этой причине способность различать границу между потребностью и страстью становится для христианина необходимым условием на пути христианского совершенствования.

Различие потребностей человека до и после грехопадения

До грехопадения страсти были чужды человеческой природе: «по естеству Бог дал нам добродетели. Страсти же не принадлежат нам по естеству, ибо они даже не имеют никакой сущности или состава, но, как тьма по существу своему не имеет состава, а есть состояние воздуха, как говорит святой Василий, бывающее от оскудения света, так и страсти (не естественны нам)».

Говорить о телесных потребностях в безусловном смысле до преступления Адама и Евы также не приходится. До грехопадения Адаму не угрожала смерть. Поэтому его жизнь не зависела от принятия пищи и других потребностей тела, которые можно определить как возможность, но не как необходимость.

Что касается душевных потребностей первых людей, то можно сказать, что они соответствовали задачам, поставленным перед человеком Богом. Кратко эти задачи-потребности можно определить как обожение человека, а через него и всего мира.

По мысли преподобного Максима Исповедника, «человек, прежде всего, должен был

1. победить бесстрастием разделение в себе (на полы);
2. затем святой жизнью соединить мир и рай, чтобы и тот и другой для тела его одинаково были землей;
3. потом равноангельской добродетелью утончить тело и чувства настолько, чтобы открыть себе доступ на небо;
4. далее достигнуть равноангельского ведения и, таким образом, объединиться с миром мысленным;
5. наконец, в любви недоведомо соединиться с Самим Богом».

«Если бы человек исполнил это назначение, если бы, подчиняя в себе низшие потребности высшим, тело – уму, а ум – Богу, он привел так всего себя через посредство ума в объединение с Богом, то вместе с тем он установил бы соответственную гармонию и частей мира и тоже явил бы их единым, так что они представляли бы собой как бы один большой благоустроенный организм. Объединяясь в конце концов с Богом, он достиг бы того, что на него излились бы потоки обожения, а через него и на все мировое бытие. Это обожение, объединение с Богом, погружение в Него, как естественная энергия тварного бытия, всегда стремящегося к своей Причине, доставило бы твари вечное и непреложное блаженство. Так осуществилась бы та конечная цель, для которой Логос и поставил человека в центре мироздания как Свой образ».

Эти задачи, поставленные перед Адамом Богом, вполне можно понимать и как потребности, так как, отказавшись от них, человек подпал духовной и физической смерти, а вместе с этим – тирании страстей и диавола, действующего через страсти.

В падшем же состоянии и сами потребности стали для человека хотя и беспорочными, но – страстями, каковы, по преподобному Иоанну Дамаскину, «голод, жажда, утомление, труд, слезы, тление, уклонение от смерти, боязнь, предсмертная мука, от коей – пот, капли крови, помощь от ангелов ради слабости природы и подобное, что по природе присуще всем людям».

Преподобный Иоанн Дамаскин определяет энергию (которую в нашем случае мы можем отождествить с действием по потребности) как движение, которое «согласно с природою, а страсть – вопреки природе».

Страсть как преобладание телесных устремлений

Человек двусоставен, имеет природу телесную и духовную. Преподобный Исаак Сирин и святитель Григорий Нисский полагают причину страстей в том, что духовная природа в человеке покоряется устремлениям телесным, которые в падшем человеческом естестве уподобились влечениям животным («скотским», «бессловесным»).

Преподобный Исаак Сирин, говоря о естественном, сверхъестественном и противоестественном состояниях души, определяет последнее как состояние, в котором душа последует телесным влечениям и «оказывается вне своего естества, является долу на земле». В рассуждениях преподобного Исаака можно увидеть, что он в объяснении действия страстей уделяет особое внимание изменению по грехопадении подчиненности составных частей человеческой природы, когда тело, выйдя из повиновения духу, пытается властвовать над ним. Поэтому он и определяет страсти как «приражения, которые производятся вещами мира сего, побуждая тело удовлетворять излишней его потребности». (Продолжение следует).