(Митрополит Антоний Сурожский)

Сострадание – не жалость: это способность со-страдать, понести страдание вместе с другим человеком, разделить чью-то муку, разделить чью-то боль. Разумеется, мы не можем поставить себя на место другого человека и в полную меру пережить его или ее страдание. Но мы можем дать этой чужой боли пронзить наше сердце, чтобы страдание, которое происходит у нас на глазах, потрясло нас до самых глубин. Но для этого у нас должно быть открытое сердце, сердце, готовое быть уязвленным, раненным; мы должны сами быть готовы на страдание.

Поэтому нам с таким трудом дается пережить подлинное сострадание: сострадание не по выбору, когда мы отзываемся на боль одних, а других отвергаем; не такое сострадание, которое обращено только на тех, кого мы любим естественной любовью, а такое, которое способно охватить, обнять и тех, кто ненавидит нас, кто нам чужд совершенно и во всем.

Христос мог каждому, кто приходил к Нему, сказать: Ты весь во грехе, ты зол; ты не поступаешь по-Божьи и поэтому у Меня нет ничего общего с тобой. Я безраздельно с Богом, во Мне нет греха – какая может быть связь между тобой и Мной?.. А связь Его с нами – именно эта милосердная, сострадательная любовь, ради которой Христос взял ответственность за человеческий грех и его последствия, как за Свои собственные; поистине Он принял на Себя все последствия человеческого греха – душевную муку, физическое страдание, ужас непонимания, отверженности, предательства, даже до предельного, последнего ужаса смерти от потери Бога: “Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?”

Мы неспособны на такое величие, но когда мы оказываемся перед лицом чужого страдания, готовы ли мы хотя бы принять на себя ту боль, которую оно может нам причинить, если мы только согласимся сострадать? Мы так часто замыкаемся перед лицом боли и муки даже самых близких, самых родных. Мы защищаемся внутренне – только бы не отозвалось сердце! – потому что не хотим, чтобы через сострадание чужая боль, беда, мука потрясли нас до изнеможения.

Но в то же время нет другого пути, если мы хотим строить человеческие взаимоотношения, которые были бы достойны нас самих и достойны Бога. Люди, окружавшие Христа, были не просто грешниками: они также были проблемой для всех окружающих, нарушая их душевное равновесие и мир. И с такой легкостью мы стараемся отстранить, исключить, отделаться от людей, которые вторгаются либо в наш материальный комфорт, либо в наш мир душевный – как бы мало у нас его ни было.

Христос так не поступал: Он принимал. И тогда страдание каждого становилось Его страданием, душевная мука каждого становилась Его личной мукой. И, приняв чужое страдание в самые Свои глубины, Он из этих глубин мог произнести державные слова, такие слова, которые исцеляли, которые преображали жизнь человека.

Таков смысл Христовых состраданий, смысл распятой, жертвенной любви Христовой. И теперь поставим перед собой вопрос: Христовы ли мы, относимся ли мы к миру по-Христовому, поступаем ли мы по-Христовому? Или хотя бы стремимся ли мы к этому искренно: если не всем сердцем, то хотя бы всей решимостью? И если нет, то поставим себе другой вопрос: как можем мы стоять перед Богом и перед людьми, лживо называя себя Христовыми учениками?

Как часто мы друг с другом обращаемся, в той или другой мере, или как паразиты, или как жадные звери. Как часто мы живем друг другом, как бы пожирая друг друга, отнимая у человека покой, радость, сердечную чистоту и столько богатых его свойств, питаясь ими, пользуясь ими. Нам надо научиться не брать, а давать и не ожидать ничего в обмен или в награду. Нам надо понять, что мое призвание — быть внимательным, вдумчивым, другом и слугой моего ближнего; все, что у меня есть, я должен быть готов ему дать и никогда не потребовать обратно, и никогда не упомянуть о том, что я чем-то пожертвовал для него, и никакой благодарности не ожидать; потому что дать, послужить активно, вдумчиво, умно полюбить человека — это самое высшее, что нам может быть дано, это наша привилегия; это даже не наш «долг».

В каждом из нас есть свет; в каждом из нас есть сострадание, чуткость; каждый из нас способен отозваться на страдание близких и любимых. Откроем же глубже наши сердца тем, кого мы любим, и тогда мы сумеем, станем способными открыть наши сердца и тем, кто иначе был нам чужд, и обнаружим, что через сострадание они стали любимыми, близкими, родными нам в Боге. Аминь!